А мужики между тем смотрели на меня, как на пришельца с самого дна преисподней, а на Питера — как на демона-пажа. Из-за мертвого монаха, я думаю. Убить некроманта — святое дело, но если он был адептом Святого Ордена — то его убийство страшный грех.
Да никто и не поверит, что монах может быть сродни некроманту…
Я думал, что Оскар будет ждать возможности перейти ко мне через зеркало, и искал достаточно большое зеркало — но мне не везло. В деревушках, принадлежащих Роджеру, бабы гляделись в бочки с водой, а в паре усадьб побогаче нашлись зеркальца размером с ладошку. Я думал, что беседу с Оскаром придется отложить, огорчался и радовался одновременно: на моей душе лежал камень с острыми углами.
Но мой старый товарищ воспользовался тайными путями, известными только древним Князьям Сумерек, — ему очень нужна была эта беседа. Я просто открыл окно в комнатушке на постоялом дворе, где мы с Питером ночевали, — и он вышел из столба лунного света. Продолжалось полнолуние, и луна светила прямо в комнату — свет как дым клубился... Оскар, закутанный в темный плащ, выглядел таким угрюмым, что у меня сердце сжалось.
— Рад, что вы пришли, Князь, — говорю. — Приму любые упреки, только сначала послушайте.
Промолчал мой сердечный друг, но посмотрел вопросительно. Я все ему рассказал, как смог. Оскар дослушал до конца и горько усмехнулся.
— Мой драгоценный государь, — молвил с еле ощутимой насмешкой, — если бы один вампир, состарившийся в злодеяниях, хуже знал вас, он, безусловно, сказал бы, что дети Сумерек — лишь рабы некроманта, и не более. Смазка для клинка. Расходный материал в тех боевых действиях, которые некромант ведет в мире людей… ведь темный государь, как я полагаю, намерен просить нового спутника, ибо вампиры нужны ему для осуществления его целей. А что может сделать бедный Князь? Только оплакать своего младшего и повиноваться.
Я готов был сквозь землю провалиться, но Оскар взглянул на меня с печальной улыбкой и качнул головой:
— Я же сказал — если бы не знал вас, мой добрейший государь. Вы невнимательно слушали. Дело в том, что я знаю вас хорошо, ваше прекрасное величество. Невозможно оберегать бойца на войне. Клод был в вашей свите не по моему приказу, а из любви к вам, темный государь. И еще одно юное создание просто рвется служить вам теперь, когда вы потеряли телохранителя, — и тоже из любви.
С этими словами он распахнул плащ и вынул из-под него комочек пушистого седого меха, из которого торчали просвечивающие розовые уши и тонкие косточки свернутых крыльев. Нетопырь расправился и взлетел, опустившись на пол уже в человеческом облике — в облике грустной Агнессы. Белые ленты — вампирский траурный знак — перевивали ее прекрасные косы. Я чуть не расплакался снова.
— Что же до меня, — продолжал Оскар, — то в глубине души я даже рад, что маленький Клод погиб не напрасно. Я рад, что вижу вас живым, сумасшедший мальчик. Я скорблю, но я рад.
Я позволил ему поцеловать меня в шею — и в момент поцелуя, по потоку Силы, понял, что говорил он совершенно искренне. Агнесса опустилась на колени, чтобы поцеловать мне руку.
— Я тронут, — говорю. — Но…
— Понимаю, — ответила моя лунная дева. — Я, темный государь, принесла вам весточку от вашего сына. С ним остались два юных вампира, которые нравятся ему больше прочих, — Изабелла и Клеменция. Дитя научилось спать днем, как и неумершие, а ночь проводит в играх с существами из Сумерек. Вашему сыну нравятся Сумерки, государь, и в его сердце нет страха, обычного для смертных.
— Еще бы, — говорю. Мне даже стало чуточку веселее. — А где Тодд живет?
Агнесса нежно улыбнулась.
— Помните ли развалины замка в Ельнике, милях в десяти от столицы, государь? Никто из живых не забредает в эту глушь даже случайно, с тех пор как умер его последний хозяин, барон-чернокнижник — то есть уже лет пятьдесят. Мы взяли туда двух стражников — более по вашему приказу, чем по нужде: живые волки, сторожевая стая Оскара, охраняют эти места более надежно…
— Э, — подал голос Питер, ужасно озабоченно, — дамочка, а потолок в этой развалюхе не обвалится?
Рассмешил нас всех.
— Ну что вы, Питер! — Агнесса даже носик спрятала в ладошки, чтобы не показать, как ехидно хихикает. — Там сейчас — лунный чертог. Князь вместе со всем кланом создавал это место.
— Молоком с кровью ребенка кормите? — спрашиваю.
Агнесса вздохнула.
— Хорошо бы, — говорит, — если бы ваше дитя унаследовало Дар. Нет, государь. Просто — парным молоком. И оладьями. Молоко с кровью он пить не стал.
Теперь уже хихикнул Питер.
Я смотрел на вампиров, на Питера, который смеялся вместе с моей Сумеречной свитой, — и свежая рана в душе как будто затягивалась, подживала… Все было почти так, как раньше… Только без Клода.
Удивляюсь себе, удивляюсь — но из всех пережитых мною потерь тяжелее всего было осознать, принять и осмыслить смерть вампира.
Я не знаю, где Оскар и Агнесса провели следующий день. Мы с Питером провели его в дороге. Проснулся мой бродяга в веселом расположении духа — как обычно, — но день вышел куда мрачнее. Шуточки у Питера с языка не шли. Наверное, Клод не выходил из головы.
— Я, государь, ко всему привык, — говорил мой дружок с грустной улыбкой. — Я на семи сковородах жарен, чего только не видел — вы знаете. Столько ребят на глазах помирало — не сосчитаешь… Но то ж люди! Всякий раз думаешь — тут ничего сделать нельзя, сегодня, мол, ты, а завтра — я… Но он-то тыщу лет мог жить в своих Сумерках — страшно, как подумаешь…